Особый характер текстов-источников не однажды становился в литературоведении предметом рефлексии. Почему писатель обращается к творчеству тех или иных предшественников, от чего зависит востребованность цитируемых текстов? В компаративистике «критика источников» позволяла прийти к определенного рода заключениям о приоритетном использовании цитат из Шекспира и Библии, например. Следующим этапом в решении этой проблемы могло бы стать построение типологии цитируемых текстов, исходя из их функциональной характеристики.
«Догматические» тексты (они же «ключевые», «канонические») – та реальность, с которой приходится иметь дело исследователю. В литературоведческих работах отбор такого рода текстов производится с опорой на интуицию исследователя. Лингвисты предлагают более жесткие критерии, соотнося цитаты с генерализованными высказываниями, аккумулирующими в виде формул, правил, сентенций сумму знаний о мире.
В другой номенклатуре речь идет о «гномических характеристиках» такого рода цитат. Под гномическими характеристиками цитаты подразумевается представление ею явления как вневременного, как более или менее общего правила.
Объективным критерием определения «догматических» текстов могла бы стать частотность их цитирования. Этот принцип положен в основу составления словарей цитат.
На идее цитации построена концепция «прецедентных текстов» Ю.Н. Караулова. Помимо широкой известности, знания их хотя бы «понаслышке», обязательной характеристикой этих текстов признается частотность воспроизведения: это тексты, обращение к которым «возобновляется неоднократно в дискурсе дан-ной языковой личности».
Невозможность признать критерий «частотности» универ-сальным вытекает из особого способа существования «прецедентного текста», именуемого «референтным» по аналогии с понятием «референтная группа». Иными словами, понятие «прецедентные тексты» не является неизменным и соотносимо с культурой и эпохой: «Знание прецедентных текстов есть показатель принадлежности к данной эпохе и ее культуре, тогда как их незнание, наоборот, есть предпосылка отторженности от соответствующей культуры» . В состав «прецедентных текстов» включаются мифы, предания, устно-поэтические произведения.
Библейские цитаты, цель которых – выражение общечеловеческих истин, предписание норм поведения, характеризуются через авторитетную функцию: «Жизненность авторитетной функции цитаты: отцы церкви цитируют Библию, гуманисты – Платона и т. д.».
Исходя из работ Бахтина установить принадлежность к «догматическим» текстам можно, основываясь на неизменяемо-сти значения цитатного слова в новом контексте. В качестве «догматического» текста в работе Бахтина «Слово в романе» рассматривается Библия.
Библейская цитата у Бахтина не «двуголосое слово» и в этом смысле «мертвая цитата». Это качество библейской цитаты получает следующее обоснование. Контекст способен «исказить» (и, значит, изменить) «точно процитированные слова». Как результат происходят «смысловые и акцентные изменения» в цитате . Утверждение о том, что цитата вступает с контекстом «не в механический контакт, а в химическое соединение в смысловом и экспрессивном плане» следует, видимо, понимать в том смысле, что меняется и цитата, и принявший ее текст.
Автосемантизм свойствен только «авторитарному слову»: решающим признаком «авторитарного слова» является неизменяемость его семантики в ситуации нового контекста: «В него («авторитарное слово». – Н.С.) гораздо труднее вносить смысловые изменения с помощью обрамляющего его контекста, его смысловая структура неподвижна и мертва, ибо завершена и однозначна, смысл его довлеет букве, окостеневает» . «Авторитарное слово» противоположно «убедительному слову»: здесь «спор невозможен». Как следствие, это не романное слово: «Его роль в романе ничтожна» . Особая авторитетная функция цитаты в концепции Бахтина оказывается связана с особым характером текста-источника.
Сходные соображения, но с позиций лингвистической прагматики высказывает Плетт. Цитатный акт как разновидность коммуникативной ситуации связан с социальными институтами, и это определяет его «ритуализированный характер». Соответственно, цитируемые книги «имеют статус «священной книги», будь то Библия или Коран, Гражданский кодекс или работы Маркса, Энгельса, Мао Цзэдуна». Утрата «знака оригинальности контекста» как следствие популярности оценивается негативно: «Результатом очень часто является то, что, будучи лишенными их предтекста, они становятся вымученными, как «мертвые метафоры».
Положение о том, что по причине косности подобные цитаты «должны быть обновлены специфическими техниками», у Плетта не подтверждено примерами. Подобные случаи «обновления» библейских цитат «специфическими техниками» мы находим у Набокова. Цитата из Ветхого Завета (эпизод с пиром Валтасара) приведена в разных контекстах четыре раза, во всех случаях – с утратой авторитетной функции. Снимание кавычек при цитировании, по Бахтину, означает, что идет тенденция к отдалению от зоны контакта и включению авторитарного религиозного слова в «гибридные образования». Результатом этого процесса оказываются «ослабление и снижение метафоричности, овеществление, конкретизация, бытовизация и т. п.» . К тому же библейские цитаты у Набокова зашифрованы, что противоречит императивной природе авторитетной цитаты: «Авторитетная функция – не отрицающая, а усилительная – толчок к новой интеллектуальной конструкции» .
Библейская цитата, утрачивая авторитетную функцию, обретает вместе с тем в литературе ХХ века свойство «двуголосности», способность изменять свое значение в новом окружении.
В ХIХ веке авторитетная функция библейской цитаты мог-ла оказаться под вопросом в случае ее неудачного использования. Роман Теодора Драйзера «Сестра Керри» включает в себя главу, которая называется «Пир Валтасара. Провидец-толкователь». Ситуации пира в Библии соответствует ресторанная сцена в романе, что приводит к бытовизации цитаты и, как следствие, к сниженному ее звучанию. К тому же в Библии провидец – истолкователь тайных знаков, каковых в романе нет.
В Библии устами прорицателя говорит Бог, в романе – автор (социалистические идеи, осуждение богатства, лишних трат). Библейское пророчество влечет за собой смерть Валтасара и гибель Вавилона – о воздействии Эмса на судьбу Керри говорится: «Ника-ких прямых последствий это, впрочем, не дало». В результате само использование библейской цитаты получает ироническое звучание, что, очевидно, не входило в намерения автора. В моно-логическом романе образ Эмса, которому доверены авторские сентенции, получился неубедительным и бесцветным, и в окончательной редакции Драйзер значительно сократил количество эпизодов с участием Эмса.
