Хотя архивы в бывшем СССР постепенно все больше открывались для широкого круга ученых в годы горбачевской гласности, лишь после неудавшегося путча августа 1991 г. и указа Ельцина, согласно которому архивы компартии и КГБ были переведены под контроль правительства России, доступ к ним был существенно изменен. До того о доступе к архивам надо было вести переговоры с правительством, скрытым за маской Главархива. После того, как Главархив был заменен Роскомархи-вом, получившим потом название Росархи-ва, правительство сделало несколько попыток нормализовать отношения между архивами и исследователями. Однако не все политические проблемы еще разрешены, и часть архивов — например, МИДа и бывшего КГБ, заявили о своей независимости от Росархива; важнейшие вопросы, как, например, конфликт между правом личной тайны (privacy) и свободой информации, остаются неразрешенными до принятия Россией новой конституции.
Если политические проблемы России несколько осложнили ситуацию с архивами, проблемы экономические ее резко ухудшили. Архивы потеряли источники финансирования и охраны, и, как почти повсюду в бывшем СССР, открылись возможности для коррупции. Примитивные рыночные отношения тяжелым грузом легли на отношения в прошлом чисто научные и начали проявляться даже до августа 1991 г. Одновременно с политической и экономической дезинтеграцией, ускорившейся после не^ удавшегося путча, увеличились тревожные’ слухи о взяточничестве и несправедливостях в установившейся практике доступа к документам. «К чему мне говорить с вами, если немецкое телевидение предлагает нам 20 тыс. долл. за одну единицу хранения»,— заметил один московский чиновник членам международного проекта истории холодной войны. Сначала персонал архивов неохотно допускал денежные сделки между архивами и исследователями, даже в случае обыкновенных услуг (например, ксерокопирования), но бюджетная катастрофа и всплеск интереса прессы породили искушение предоставлять доступ к материалам тем, кто может за это заплатить больше других.
Первыми забили тревогу по этому поводу взволнованные аспиранты, собирающие материалы для диссертаций в бывшем СССР. В прошлом они находились за границей в достаточно равных условиях: они работали в советских архивах только под покровительством Айрекса** (IREX) и жили в обще-житиях, обеспеченных правительством. Теперь вариантов множество — от независимого исследования, не связанного с программами обмена, до удобно расположенных частных квартир — и выбор зависит исключительно от их финансовых возможностей. Аспиранты — участники конференции Совета по общественно-научным исследованиям (SSRC) в Торонто в июне 1991 г. составили документ, получивший название «Торонтской инициативы» (см. AAASS Newsletter, январь 1992). «Инициатива» предлагает обсуждение общего курса, который «призывает к борьбе с тенденциями, мешающими равному и справедливому доступу к материалам для всех членов мирового сообщества ученых», подчеркивает «коллегиальность и сотрудничество» между всеми членами сообщества ученых, потребность различать «наблюдателей» и «участников» в современном периоде постоянных перемен и свободный доступ к таким учреждениям и материалам в бывшем СССР, к каким у русских существует доступ на Западе.
Некоторые из вопросов, поднятых «Торонтской инициативой»,проявились в новом свете в связи с обнародованием соглашений между западными компаниями и российскими архивами. Как, например, эти соглашения соответствуют предложению, высказанному в «Торонтской инициативе»:
«Данные, приобретенные исследованием в Советском Союзе… должны быть доступны другим исследователям этой области после Кратчайшего периода ограничений»? Первое соглашение — между Роскомархивом, Гуве-ровским институтом (Hoover Institution) и издательством «Чедвик-Хили» («Chadwick-Healy»),— предусматривающее микрофильмирование (25 тыс. пленок) документов из трех крупнейших архивов России, вызвало протест Юрия Афанасьева, заявившего, что Россия распродает свое достояние, и притом по дешевке. Это заявление вызвало решительное возражение профессора Рудольфа Пихоя из Росархива и Теренса Эммонса* из Стэнфордского университета, участвующих в проекте по микрофильмированию. Они отмечают, что документы лишь копируются, а не продаются и что в результате проекта не только обеспечивается сохранность этих документов и более широкий доступ к ним: из вырученной прибыли будет финансироваться работа по архивному и научному обмену. Кроме того, Гуверов-ский институт передаст Росархиву копии русских документов из своего архива, а также оборудование для российских архивов (см. AAASS Newsletter, сентябрь 1992). Судя по проекту, это соглашение не противоречит правилам Роскомархива о доступе к документам и не будет затруднять дичьи исследования. Другой большой российско-американский проект — издание Йельским университетом документов из Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории (бывшего Центрального партийного архива), а также возможно и из других крупных архивов. В планах университетского издательства — девять томов, выходящих каждый под совместной редакцией российского и американского ученых. Договаривающиеся стороны согласились на полностью открытый доступ к публикуемым материалам, хотя на практике некоторые материалы будут вне доступа на 6—15 недель в период отбора и копирования документов. Однако недавнее соглашение между издательством «Краун» («Crown Publishers») и Российской службой безопасности, в чьем распоряжении по-прежнему находятся архивы бывшего КГБ, создает прецедент «эксклюзивности»: согласно этому документу, публикуемые материалы будут недоступны для исследователей до завершения публикации планируемых пяти томов, что может занять до десяти лет. Кроме того, время от времени случаются сенсации типа слуха о том, что «Санди Тайме» («Sunday Times») заплатила 145 тыс. долл. за найденные в российских архивах дневники Йозефа Геббельса.
Кроме того, нынешняя ситуация может привести к новым проблемам: в пору ограниченных средств, какие архивы будут финансироваться и кто будет это решать? Только ли высокоприбыльным политическим архивам будут уделяться внимание и оказываться поддержка? Местные и региональные архивы необыкновенно важны для историков, но в борьбе за средства их денежная стоимость может оказаться небольшой. Если только спрос будет определять стоимость архивов, то неполитические архивы, как например Пушкинский Дом в Санкт-Петербурге, окажутся в критическом состоянии.
Вот только некоторые проблемы, к которым ученые должны немедленно обратиться, если потребности научного исследования вообще станут решать будущее архивов в России, Евразии и в Восточной Европе. Совет Американской ассоциации историков (AHA) уже широко откликнулся на затруднительное положение, явившееся результатом специфического кризиса в архивах бывшего Советского Союза. Нижеприведенными статьями «Slavic Review» начинает обсуждение темы архивных исследований, профессиональной ответственности и рынка. Приглашаем читателей принять участие в дальнейшем обсуждении.