Вопрос о возможности обсуждения международноправового статуса субъектов Российской Федерации явился закономерным следствием закрепления в Конституции Российской Федерации 1993 г. в качестве предмета совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации, выполнения международных договоров Российской Федерации (п. «о» ч. 1 ст. 72 Конституции Российской Федерации). Буквальное толкование конституционных положений позволяет говорить о праве субъектов Российской Федерации осуществлять международные и внешнеэкономические связи, а также о праве (равно как и обязанности) выполнять международные договоры Российской Федерации.
Отметим, что процесс реализации позитивного права всегда сопровождается препятствиями нормативного, материального, технического, мировоззренческого и иного характера. При реализации конституционной нормы, содержащей правомочие субъектов Российской Федерации самостоятельно1 осуществлять международные и внешнеэкономические связи, неизбежно возникнут сложности, особенно в связи с изменяющимся правовым статусом субъектов Российской
1 Вывод о самостоятельности субъектов в данной сфере вытекает из конституционных положений о полноте государственной власти субъектов Российской Федерации вне пределов ведения Российской Федерации и полномочий Российской Федерации по предметам совместного ведения Российской Федерации (ст. 73 Конституции Российской Федерации). В рамках п. «о» ч. 1 ст. 72 Конституции Российской Федерации к полномочию Российской Федерации отнесено издание рамочного закона, в общем виде регулирующего изменения правового статуса субъектов Российской Федерации. Наполнение международных и внешнеэкономических связей конкретным содержанием — прерогатива собственно субъектов Российской Федерации.
Федерации. Основной проблемой является необходимость совместить самостоятельность субъектов Российской Федерации в осуществлении международных и внешнеэкономических связей с основополагающими принципами конституционного строя Российской Федерации. Вывод о самостоятельности субъектов в данной сфере вытекает из конституционных положений о полноте государственной власти субъектов Российской Федерации вне пределов ведения Российской Федерации и полномочий Российской Федерации по предметам совместного ведения (ст. 73 Конституции Российской Федерации).
Однако первым и основным ограничителем самостоятельности субъектов Российской Федерации в исследуемой области служат принципы государственного суверенитета (ч. 1 ст. 4 Конституции Российской Федерации), территориальной целостности и неприкосновенности Российской Федерации (ч. 3 ст. 4 Конституции Российской Федерации). В этом смысле должны устраняться всякие претензии субъектов Российской Федерации на их суверенный статус, что неоднократно подтверждалось официальными позициями Конституционного Суда Российской Федерации . Кроме того, следует учитывать отсутствие права сецессии субъектов
Российской Федерации. В качестве второго обстоятельства следует назвать правило о верховенстве Конституции Российской Федерации и федеральных законов (ч. 2 ст. 4 Конституции Российской Федерации), что во всех случаях ставит субъекты Российской Федерации в зависимость от федеральных законодательных предписаний даже при осуществлении собственных полномочий.
Отметим, что конституционное положение, очерченное п. «о» ст. 72 Конституции, существенным образом отражается на правовом статусе субъектов Российской Федерации, если за отправную точку взять понятие правового статуса как совокупности прав и обязанностей, отраженных в правовых нормах. С этой позиции представляется интересным и значимым теоретическое осмысление новой для субъектов Российской Федерации деятельности не только (и не столько) с позиций внутреннего конституционного права, но и с точки зрения международного права.
Вопрос об участии субъектов федерации в международных отношениях (или внешних связях) не имеет однозначного разрешения на уровне международного права. Как правило, субъекты федерации либо полностью лишены права участия в международных отношениях (как, например, в Австрии), либо их компетенция во внешней сфере сильно ограничена и осуществляется под контролем федерации (в частности, в США, Канаде, ФРГ, Швейцарии). В основном сфера деятельности субъектов федерации во внешних сношениях очерчена вопросами, не затрагивающими область политических отношений, например, культурные соглашения между канадской провинцией Квебек и Францией, соглашение между германской землей Нижняя Саксония и Нидерландами о совместных мерах по охране морского побережья, соглашение германской земли Бавария со швейцарскими кантонами об охране природной среды в Альпах и пр. Известны отдельные случаи участия членов некоторых федераций в международных конференциях.
Принимая во внимание тот факт, что ряд федеративных государств (в их числе и Россия) пошли по пути предоставления субъектам возможности осуществлять внешние связи с иностранными партнерами, обратимся к терминологии для объяснения сущности (содержания) международноправового статуса субъектов Российской Федерации.
3 См.: Конституционное право зарубежных стран. М., 2000. С. 132133.
Международная правосубъектность. Примечательно, что понятие «международная правосубъектность» присуще преимущественно научной терминологии ; оно является обобщающим, применяется для обозначения соединения в юридическом статусе, по мнению Г.В. Игнатенко, правоспособности, дееспособности , а по замечанию ряда авторов (в частности К.А. Бекяшева) еще и деликто способности . Как утверждают Ю.М. Колосов и В.И. Кузнецов, международная правосубъектность одновременно и подчиняе мость непосредственному воздействию международного права, и обладание международными правами и обязанностями, и способность участвовать в международных отношениях . По замечанию И. И. Лукашука, «международная правосубъектность есть юридическое выражение членства в международном сообществе. Субъект должен обладать независимым международным статусом и быть подчинен непосредственно международному праву» .
Международная правоспособность — это способность субъекта международного права иметь субъективные права и юридические обязанности . Однако, по справедливому замечанию Г.В. Игнатенко, использование термина «международная правоспособность» подчеркивает его «комплексный смысл, подразумевающий способность к самостоятельному осуществлению прав» .
Международная дееспособность означает «осуществление субъектами международного права самостоятельно, своими осознанными действиями своих прав и обязанностей», тогда как международная деликтоспособность — способность нести юридическую ответственность за совершенные правонарушения .
Определение понятия «субъект международного права» имеет дискуссионный характер ввиду отсутствия единого подхода к формулированию, обозначению признаков и сущности субъекта международного права. Отметим, что с проблемой определения понятия субъекта международного права и круга таких субъектов неразрывно связан и вопрос о сущности международноправового статуса субъектов Российской Федерации. В этой связи целесообразно обозначить и проанализировать имеющиеся в теории и практике международного публичного права подходы к определению содержания понятия «субъект международного права» (международная правосубъектность).
Традиционный подход к определению понятия субъекта международного права насчитывает достаточное число последователей, в частности, прослеживается во взглядах К.А. Бекяшева, Ф.Ф. Мартенса, Д.Д. Остапенко, Г.И. Тункина . Представители традиционного подхода исходят из понимания субъекта международного права как юридически способного к осуществлению самостоятельных международных действий, включая создание согласованных международноправовых норм, к независимому осуществлению прав и обязанностей, установленных этими нормами. Отличительными чертами субъектов международного права является то, что они не находятся под чьейлибо властью и юрисдикцией, занимают независимое относительно друг друга положение . Суть традиционного подхода состоит в увязывании международной правосубъектности с наличием или отсутствием признаков государственного суверенитета.
Согласно одной из концепций традиционного подхода «самостоятельность членов федерации не доходит до того, чтобы они были субъектами международного права», «федерация в целом, а не ее члены являются субъектами международного права» . Международная правосубъектность федеративного государства проявляется в суверенной основе и полноте полномочий в международных отношениях, в представительстве и заключении международных договоров от своего имени. Подтверждением концепции могут служить нормы ст. 29 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. (обязательность договора «для каждого участника в отношении всей его территории»), ст. 28 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах 1966 г. и ст. 50 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. (положения пактов «распространяются на все части федеративных государств без каких бы то ни было ограничений или изъятий»)15. Схожие правила содержатся в конституциях государств. Так, ч. 1 ст. 32 Основного закона ФРГ указывает, что «ведение внешних сношений с иностранными государствами принадлежит Федерации», а нормы международного права имеют общефедеральное юридическое значение (ст. 25). Конституция Индии относит к компетенции федерации «внешние сношения, все вопросы, касающиеся взаимоотношений союза с какимлибо иностранным государством», заключение и выполнение договоров с иностранными государствами (приложение 7). В ведении Российской Федерации находятся «внешняя политика и международные отношения Российской Федерации, международные договоры Российской Федерации» (п. «к» ст. 71 Конституции Российской Федерации).
Традиционным в теории и практике международных отношений является правило, что субъекты международного права должны обладать взаимной независимостью, не подчиняться друг другу в международном общении16. Существует мнение, что «международное право не признает за субъектами федераций право выступать в международном общении. Входящие в состав федераций штаты, земли, провинции и кантоны не обладают верховенством на своей территории и в отличие от субъектов конфедерации не обладают суверенитетом»17. Сторонник данной точки зрения Г.М. Вельяминов в качестве непременного условия субъекта международного права называет территориальный суверенитет, т. е. право государства «осуществлять исключительную юрисдикцию на своей территории». Следовательно, государство — член федерации не может быть полноправным субъектом международного права в силу того, что «государства — члены федерации никогда на практике не обладают исключительной территориальной юрисдикцией, разделяя ее с федерацией»18. Так, в межамериканской конвенции о правах и обязанностях государств (1933 г.) соответствующая норма сформулирована так: «Федеративное государство составляет только одно лицо перед международным правом» (ст. 2).
Рассматриваемая концепция выражается принципиальным положением: «одна федерация — один субъект международного права». По замечанию Ю.И. Федорова, несмотря на то, что субъекты «имеют свою конституцию, свое нормотворчество и законодательные, исполнительнораспорядительные и судебные органы, свой круг функций в компетенции их органов, несмотря на обладание правом на дополнительное регулирование статуса собственных граждан, федеральные единицы, вопреки всему этому и прочему, никак не могут являться государст вами». Доказывая свою точку зрения, он утверждает, что хотя международное право и допускает возможность участия субъектов федераций в международных отношениях, но «по сочетанию характерных признаков члены федерации не могут быть причислены к кругу общепризнанных субъектов международного права».
Другая концепция в рамках традиционного подхода при рассмотрении оснований осуществления субъектами федераций международной деятельности стоит на позициях государственности членов федерации как фундаментального свойства, которое и определяет их статус в международных отношениях в качестве субъектов международного права.
Разработчик данной концепции В.В. Пу стогаров полагает, что «…реальное существование государства с атрибутами суверенности делает его субъектом международного права», причем данное утверждение распространяется, по мнению ученого, «и на такой вид государства, как член федерации» . При этом «общие пределы частичной международной правосубъектности членов федерации очерчиваются в конечном счете международным правом… Международная правосубъектность — изначальное свойство государства, оно первично, а признание его правосубъектности носит вторичный характер» . Думается, подобные идеи логично укладываются в концепцию примата международного права над внутригосударственным, воплощением которой и в законодательстве, и в действительности сможет похвастать небольшое число государств мира, и Российская Федерация не входит в их число.
Уязвимость рассмотренной концепции прослеживается, по крайней мере, в двух положениях: 1) речь идет только о международной правоспособности государств (республик), входящих в состав федерации; существование других видов субъектов не принимается во внимание ; 2) презюмируется правомочие субъектов федерации осуществлять международные связи независимо от того, каким образом урегулирован данный вопрос во внутреннем законодательстве федерации. Главным условием международной правосубъектности субъектов федерации считается соответствие их действий нормам и принципам международного права, что обусловливает регламентацию международным правом всех заключаемых от лица субъектов федерации договоров (соглашений). Подобное утверждение в рамках действующего российского законодательства не выдерживает критики.
В Федеральном законе от 4 января 1999 г. № 4ФЗ «О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации» предусмотрено, что регулирование процесса заключения любых соглашений субъектов Российской Федерации в области международных или внешнеэкономических связей осуществляется на основании указанного закона либо иных законов и нормативноправовых актов Российской Федерации. Более того, следуя логике концепции В.В. Пустогарова, нормы международного права в полной мере применимы к субъектам федерации. Если обратиться к опыту правоприменительной деятельности судебных органов, то можно отметить, что применение договорных норм международного права к субъектам Российской Федерации возможно на основании теории импле ментации, в рамках которой формируются критерии действия и применения международноправовых норм внутри государственных границ в целом . Это означает, что особых правил применения данных норм именно к субъектам федерации просто не существует. Кроме того, следует иметь в виду, что и применение обычных норм международного права (как самоисполнимых норм) по отношению к субъектам Российской Федерации возможно лишь по аналогии, а не как международных норм в подлинном смысле.
Нетрадиционный подход к определению сущности субъекта международного права пока не получил широкого распространения . Его сторонники исходят из необходимости идентифицировать субъект международного права с юридической возможностью участия в правоотношениях, регулируемых международноправовыми нормами, и обладания необходимыми для этого правами и обязанностями . Указанный подход призван «освободить понимание субъекта международного права от чрезмерных условий, выраженных в требовании особого, полностью самостоятельного международноправового статуса и способности к равноправному участию в создании норм и к независимому, свободному от чьей либо юрисдикции их осуществлению» .
Сущность нетрадиционного подхода вступает в противоречие с самой консервативной концепцией подхода традиционного — концепцией абсолютной зависимости международной правосубъектности от наличия государственного суверенитета: конституционное закрепление республик в составе Российской Федерации как государств — членов федерации означает их конституирование не в качестве суверенных государств — субъектов международного права, а только как государств — членов .
Нетрадиционный подход позволяет поставить вопрос: только ли государства с присущим им государственным суверенитетом могут обладать международной правосубъек ностью? Так, по отношению к международным организациям не ставится вопрос о наличии суверенитета, тем не менее международная организация является признанным субъектом международного права. Вероятно, не наличие суверенитета определяет международную правосубъектность, поэтому тот факт, что субъекты федерации не являются суверенными государствами, еще не является высшим доказательством отсутствия у них международной правосубъектности. Более того, существенным элементом международной правоспособности является договорная правоспособность, которой субъекты Российской Федерации обладают в соответствии с действующим российским законодательством. При этом ответственность по заключаемым субъектами Российской Федерации соглашениям ложится на сами субъекты, за исключением случаев, прямо отраженных в федеральном законодательстве32. Перераспределение обязательств «в пользу» Российской Федерации происходит при заключении субъектом Российской Федерации соглашения с органами государственной власти иностранных государств с согласия Правительства Российской Федерации либо при наличии официальных гарантий Правительства Российской Федерации по конкретному соглашению.
В контексте изучения противоречий традиционного и нетрадиционного подходов к понятию международной правосубъектности следует напомнить о распространенной позиции российских правоведов о том, что «Российская Федерация выступает вовне, в межгосударственных отношениях, как целостный субъект международного права». Кроме того, исходя из концепции внешней политики Российской Федерации, Министерство иностранных дел Российской Федерации и другие федеральные органы исполнительной власти оказывают содействие субъектам Российской Федерации в осуществлении ими международного сотрудничества при строгом соблюдении суверенитета и территориальной целостности Российской Федерации. В этом смысле стоит задать вопросы, не перерастает ли содействие в руководство и контроль, и, кроме того, действительно ли международная деятельность субъектов Российской Федерации угрожает суверенитету и государственной целостности России. Полагаем, угроза нарушения территориальной целостности России явно преувеличена, учитывая существующий запрет на выход из состава Российской Федерации. Более того, смысл международной деятельности субъектов Российской Федерации и закрепления их правового статуса заключается в том, чтобы использовать собственный потенциал для развития того или иного субъекта. При этом недовольство федеральных органов государственной власти попытками субъектов Российской Федерации наладить прочные контакты с зарубежными партнерами может быть воспринято как нежелание повернуть финансовые потоки внутрь самих субъектов, а не в федеральный центр.
Полагаем, правильнее всего будет отталкиваться от имеющихся в нашем распоряжении правовых норм, касающихся международной правосубъектности субъектов федерации.
Принципиального несогласия с выходом субъектов федерации на международную арену нет ни у одного из государств. Соглашаясь с мнением Г.И. Курдюкова35, отметим, что наряду с отсутствием общих норм международного права, регулирующих международноправовой статус субъектов федераций, отсутствуют и нормы, прямо препятствующие участию субъектов федераций в международных правоотношениях, принятию на себя международных прав и обязанностей.
На уровне международного сообщества предпринимался ряд шагов в решении вопроса о международной правосубъектности субъектов федераций. Потенциальная возможность включения членов федерации в перечень субъектов международного права подтверждается положением ст. 3 Венской конвенции о праве договоров между государствами и международными организациями или между международными организациями 1986 г.: «Тот факт, что настоящая Конвенция не применяется: i) к международным соглашениям, участниками которого является… один или несколько субъектов международного права, иных, чем государства или организации … iv) к международным соглашениям между субъектами международного права, иными, чем государства или международные организации; не затрагивает: a) юридической силы этих соглашений; b) применения к ним любых норм, изложенных в настоящей Конвенции, под действие которых они подпадали бы в силу международного права независимо от настоящей Конвенции.» . Аналогичные положения содержатся в ст. 3 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. , а также в ст. 3 Венской конвенции о правопреемстве государств в отношении договоров 1978 г.
Учитывая, что действие конвенционных норм в отношении наций и народов, государ ствоподобных образований, неправительственных международных организаций не оговорено, правомерным является вывод о возможности участия в международных отношениях и других нетрадиционных субъектов международного права (то есть субъектов федераций). По мнению Г.В. Игнатенко, положение ст. 3 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. относительно договоров с участием других субъектов международного права «можно расценить как признание множественности субъектов и признание потенциальной возможности появления новых нетрадиционных субъектов международного права» . Согласимся с мнением, автор которого стоит на позиции наличия оснований «для суждения о косвенном признании международноправового статуса субъектов федерации как предпосылки их международной правосубъектности» . Из рассматриваемого положения Венской конвенции 1986 г. следует, что партнерами «иных» субъектов международного права могут быть государства, международные организации, а также другие «иные» субъекты международного права. Тем самым презюмирует ся, что субъекты федераций потенциально могут образовать новую категорию субъектов международного права и в этом качестве участвовать в симметричных и асимметричных связях , заключая договоры как с составными частями иностранных государств, так и с самими этими государствами.
Правовое регулирование международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации предусматривает возможность заключения «зонтичных» («рамочных») соглашений, которые «могли бы стать промежуточной формой регулирования, а в перспективе обозначить переход к испытанному конвенционному методу регулирования, предметом которого станет формирование комплекса норм о международных договорах с участием субъектов федеративных государств, обладающих ограниченной международной правосубъектностью» . Под «зонтичными соглашениями», в свою очередь, понимаются договоры между государствами об участии их субъектов в самостоятельных договорных отношениях международного характера, к примеру, Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством КНР о принципах сотрудничества между администрациями (правительствами) субъектов Российской Федерации и местными правительствами КНР от 10 ноября 1997 г. В такого рода соглашениях сторонами рассматривается, как правило, сотрудничество между приграничными областями, в том числе направленное на устранение препятствий для движения товаров, услуг, произведенных за счет местных ресурсов в пределах приграничных областей и используемых для нужд этих областей, на упрощение процедур пограничного, таможенного, иммиграционного и иных видов контроля в отношении граждан, постоянно проживающих на территории приграничных областей; сотрудничество в гуманитарной области, включая образование, науку, культуру, здравоохранение, физкультуру и спорт, содействие широкому информационному обмену; осуществление согласованных мер по регулированию миграционных процессов и т. д. Таким образом, предметом соглашений обычно являются сферы, входящие в компетенцию субъектов федерации.
Безусловно, «зонтичные» соглашения создают своеобразный прецедент, подтверждающий право субъектов федерации на международную деятельность, но вместе с тем в них также подтверждается тезис о возможности выхода субъектов федераций на международную арену исключительно в границах собственной компетенции. При этом необходимо подчеркнуть прямую зависимость международных связей субъектов Российской Федерации (в том числе и заключения договоров) от их предметов ведения и компетенции, что, думается, служит гарантией от «конкуренции» международных договоров самой Российской Федерации и договоров (соглашений) субъектов Российской Федерации.
Кроме того, наиболее приемлемой в рамках нетрадиционного подхода представляется концепция, согласно которой решение о признании международной правосубъектности членов федерации и соответствующем объеме прав остается за национальным законодательством. Подтверждение тому содержалось в подготавливаемом Комиссией международного права ООН проекте Конвенции о праве международных договоров 1969 г., п. 2 ст. 5 которой гласил: «Государства — члены федеративного союза могут обладать правоспособностью заключать договоры, если такая правоспособность признается федеральной конституцией и не выхо
43 См. также: Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Финляндской Республики «О сотрудничестве в Мурманской области, Республике Карелия, СанктПетербурге и Ленинградской области» от 20 января 1992 г.; Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Польша «О сотрудничестве Калининградской области и северовосточных воеводств Республики Польша» от 22 мая 1992 г.; Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Казахстан «О сотрудничестве приграничных областей Российской Федерации и Республики Казахстан» от 26 января 1995 г.; Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Украины «О сотрудничестве приграничных областей Российской Федерации и Украины» от 27 января 1995 г.; Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики «О режиме российскокитайской государственной границы» от 27 мая 1994 г.
дит за установленные ею пределы» . Комментируя названное положение, комиссия отметила, что правоспособность заключать договоры чаще предоставляется федеральному правительству, однако в международном праве не существует какойлибо нормы, которая препятствовала бы членам федерации обладать правом заключения договоров с третьими государствами.
В некоторых случаях могут возникать вопросы относительно того, заключает субъект федерации договор в качестве органа федеративного государства или же от своего собственного имени. Однако решение этого вопроса, по мнению Комиссии международного права, также следует искать в положениях федеральной конституции .
Признавая за субъектом Российской Федерации право на осуществление международных и внешнеэкономических связей, «государство в определенной мере отказывается от регулирования данной сферы, закрепляя полномочия в ней за соответствующим субъ ектом» . Этим определяется основной смысл разделения полномочий в федеративном государстве, в том числе в области международных отношений: «субъекты федерации подписывают международные договоры с иностранными государствами не потому, что федеральные органы от случая к случаю предоставляют им такую возможность, а в силу того, что по затронутым вопросам только они, а не федерация, правомочны делать это…» . Содержание указанной концепции находит отражение в правовой системе Российской Федерации. Правовым фундаментом служит определение посредством норм Конституции Российской Федерации и конституционного законодательства компетенции федеральных органов государственной власти и органов государственной власти субъектов Российской Федерации в области международных и внешнеэкономических отношений, связей при сохранении единого правового пространства. При этом оптимальным решением является наделение субъектов Российской Федерации всей полнотой государственной власти в пределах предметов ведения и полномочий субъектов Российской Федерации.
Для того чтобы сделать окончательный вывод о наличии и основных характеристиках международной правосубъектности субъектов Российской Федерации, необходимо результаты исследования наложить на формулу международной правосубъектности: международная правосубъектность = международная правоспособность + международная дееспособность + международная делик тоспособность.
Наличие международной правоспособности (т. е. совокупности прав и обязанностей) субъектов Российской Федерации подтверждается следующими фактами: вопервых, в международном праве отсутствует прямой запрет на осуществление субъектами федеративных государств международных связей с иностранными государствами; во вторых, существуют положения Венских конвенций о праве международных договоров 1969 и 1986 гг., предполагающих возможность появления новых нетрадиционных субъектов международного права; втретьих, имеются внутригосударственные правовые нормы о способности субъектов Российской Федерации осуществлять международные и внешнеэкономические связи с иностранными государствами или составными частями иностранных государств и заключать с этой целью соглашения (договорная правоспособность) (ст. 72 Конституции Российской Федерации, ст. 2 Федерального закона от 4 января 1999 г. № 4ФЗ «О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации»); вчетвертых, Конституцией Российской Федерации установлено правило о том, что конкретное содержание международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации должно быть предусмотрено правовыми актами самих субъектов, а непосредственно связи осуществляются органами власти субъектов под их собственную ответственность (ст. 11, 73 Конституции Российской Федерации); впятых, непосредственные обязательства по международному праву для субъектов Российской Федерации возникают в ситуации выполнения субъектом Российской Федерации международного договора Российской Федерации (п. «о» ст. 72 Конституции Российской Федерации).
О наличии международной дееспособности и деликтоспособности могут свидетельствовать нормы, предусматривающие самостоятельную ответственность субъектов Российской Федерации по соглашениям об осуществлении международных и внешнеэкономических связей. Кроме того, доказательствами выступает наличие у субъектов собственной территории и имущества, бюджетных и иных финансовых средств, которые могут служить средствами обеспечения выполнения обязательств по соглашениям.
Следует согласиться с мнением И.И. Лу кашука, утверждающего, что если связь с международным правом опосредована какимлибо иным политикоправовым образованием (как в случае с федерацией и ее субъектами), то в лучшем случае можно говорить об особой, производной правосубъектности . Вероятно, в настоящее время следует оперировать термином «международноправовой статус», содержание которого служит предпосылкой международной правосубъектности субъектов федерации. Это укладывается в понимание субъектов федерации как субъектов международной правовой системы .
Резюмируя результаты исследования, необходимо отметить, что субъекты Российской Федерации обладают рядом черт, характеризующих их международноправовой статус:
1) внешняя обособленность — территория Российской Федерации включает в себя территории ее субъектов, а границы между субъектами Российской Федерации могут быть изменены с их согласия (ч. 1 и 3 ст. 67 Конституции Российской Федерации);
2) выступление вовне в качестве единого лица и способность вырабатывать и осуществлять персонифицированную волю — наличие собственных органов государственной власти, способных заключать соглашения с органами власти иностранных государств или субъектами иностранных государств (ч. 2 ст. 11 Конституции Российской Федерации); координация международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации отнесена к предметам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов (ст. 72 Конституции Российской Федерации), в то время как осуществление самих связей — к предметам ведения субъектов Российской Федерации, а в пределах собственных предметов ведения субъекты Российской Федерации обладают всей полнотой государственной власти (ст. 73 Конституции Российской Федерации);
3) обособленная компетенция в сфере международных и внешнеэкономических связей, очерченная внутренним конституционным законодательством, — собственную компетенцию в соответствии с Конституцией Российской Федерации субъекты Российской Федерации определяют в конституциях или уставах; кроме того, общие правила реализации договорной правоспособности в области международных и внешнеэкономических связей отражены в рамочном Федеральном законе от 4 января 1999 г. № 4ФЗ «О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации»;
4) возможность беспрепятственного заключения двусторонних соглашений неполитического характера с иностранными партнерами, а также участия в «рамочных» («зонтичных») соглашениях;
5) собственные бюджетные средства, обособленное имущество, как средство обеспечения выполнения обязательств по соглашениям о международных или внешнеэкономических связях.
Вместе с тем необходимо заметить, что международноправовой статус субъектов Российской Федерации имеет существенную особенность, выражающуюся следующей правовой формулой: действия субъектов Российской Федерации ограничены со стороны федерации: 1) политическими рамками (действия субъектов Российской Федерации подчинены общефедеральной линии внешней политики Российской Федерации, обязательствам Российской Федерации по межгосударственным договорам); 2) законодательными (правовыми) рамками (механизмом разграничения предметов ведения и полномочий, конституционноправовым закреплением правового статуса).
Увязывание правосубъектности на суверенитете не вполне отвечает реалиям сегодняшнего дня. Субъекты федерации могут быть (и являются) субъектами более широкого, нежели международное право, явления — международноправовой системы и в этом смысле, несомненно, обладают определенным международноправовым статусом, который следует считать предпосылкой международной правосубъектности, способом постепенного вхождения их в систему субъектов международного права.